
Мой отец — дворянин, сын надворного советника. Это был недоучившийся кадет, беспризорник, который вместе с братом остался «один на один» с жизнью, в Ташкенте. И он не только сумел сам, своей волей, своим талантом, научиться рисовать, но и изучал пластическую анатомию животных, изучал жизнь животных, стал известнейшим художником-анималистом. Отец был признанным гитаристом, его уважали Ива-
нов-Крамской, Орехов, его любил Николай Сличснко и почти все в Цыганском театре; он выступал с гитарой но телевидению; любил русскую семиструнную гитару, у него были гитары одиннадцатиструнные, шестнадцатиструнные. Он их коллекционировал. Это был необыкновенно одаренный человек, одаренный во всем. Имея один, всего лишь один глаз (другой в детстве выбил пьяный казак), он водил мотоцикл, легковые машины, ему дали водительские права, в виде исключения, причем за подписью К.Е.Ворошилова. Вот такой необыкновенный человек был мой отец, и меня он воспитывал с самого-самого детства и примером, и тру дом, и ремнем. И вот сейчас уже за порогом 60-летия, я художник-живописец, профессионал, с большой любовью и благодарностью хочу рассказать вам, хотя бы коротко, об отце.
Мой отец более 60 лет работал в советской печати художником, из них 40 лет отдал работе с детьми. Он на студиях страны создал-нарисовал множество «мультяшек». Это любимое его слово — «мультяшки», —
сколько любви к детям в этом слове! Георгий Николаевич был активным художником и успевал работать со многими издательствами России, Украины, Молдавии, Узбекистана.
Как-то, уже будучи семидесятилетним, он сказал моей жене: «Нина, передай Ки-иллке: пусть не распыляется, а выбирает что-то конкретное — пейзаж, портрет. Во всем нельзя достичь совершенства. Я всю
жизнь работаю анималистом — рисую зверей, мне это дело нравится, и оно у меня получается отлично. Я бы с удовольствием занялся живописью, да… глаз-то работает всего один — ракурс не тот! М-да. Ну, ничего — зато в своем деле я один из самых первых мастеров! Запомнила? Вот так и передай: каждый должен не скакать, как блоха, а четко определиться!».
Отец искренне считал, что человек делается себя сам. Он мне и брату Мише не раз приводил примеры того, как люди с совершенно одинаковым «стройматериалом» создавали из себя разных людей.
Георгий Николаевич в своих воспоминаниях писал: «…Самое интересное, полезное и поучительное в художнике — — это его ошибки, его неудачи, его муки, когда он работает, сомнения, которые его мучили. А еще интересно и полезно знать — жизнь художника, гущу событий и влияний, где он жил, то есть узнать, как жил человек, общество, в котором жил и созревал, творчески мужал художник».
Мой отец был необыкновенно смелым человеком и из всех «передряг» выходил победителем. Он два раза тонул — выплыл, не раз бывал в смертельных схватках с
бандитами — победил их. Никогда его не покидало мужество!
С детства отец любил все объяснять. Вот его, шестилетнего, первая философская мысль: «Жизнь это накопления действий, движений. Сейчас я сделал движение рукой на одно движение моя жизнь стала больше. И вот так из тысяч, из миллионов движений и набирается жизнь. Руки, лица и все остальное изнашиваются от накопления движений, а потом человек стареет». После этого открытия, у отца была первая бессонная ночь. И пришла ему в голову мысль, что человек в горе и сомнениях всегда один!
Он с детства был очень наблюдательным. Отец говорил сыновьям — мне и Мишке: «Надо быть очень внимательным в жизни, ничего не пропускать интересного: ни слова, ни поступка. Особенно если хочешь стать художником, поэтому рисовать надо начинать рано. Я рисовать, сынки, начал с пяти лет, рисовал сначала пауков. Бралась бумага, затем химический карандаш, слюнявил карандаш и крутил большую кляксу — это тело паука, подрисовывал восемь лап, последние 2 — 3 лапы рисовал уже со страхом, нарисовав
их, быстро отдергивал руку. Для меня паук был живой.
И сейчас, когда я работаю над образом, когда ищу ему психологическую базу, самая тяжелая фаза создания образа, — я попадаю в мир тех самых первичных ощущений — я иду к их истокам. Это стало одним из компонентов моих поисков образа. Так же я рисовал и пчел. Делал много-много точек и называл эти рисунки «Первый полет пчел». Мне это казалось нежным и поэтичным».
Вспоминая первые уроки отца, я думаю: «Стал ли бы я художником, не имея рядом такого учителя?.. Не знаю!»
Наш Георгий Николаевич всю жизнь самозабвенно любил технику. До 40-го года у него был мотоцикл » Харлей- Давидсон» обменялся на автомобиль. Это была не машина, а развалина. Отец был остроумным человеком, мог отлично пошутить. И чтобы его не мучили насмешками художники, он сделал сам на себя карикатуру, — отец лежит под машиной с гаечным ключом. И надпись: «Под любимой».
Целых восемь месяцев «бился» Георгий Николаевич над реконструкцией машины, из четырех, подаренных профессором консерватории Васильевым, моторов — собрал один! Машина стала прилично «фурыкать». Вот что писал отец по этому поводу: «Но как ни странно, я стал активнее и глубже работать как художник! Эта старая развалина, обласканная мной, помогала мне в моей работе. Она наполнила радостью мою душу, и я работал с большим творческим напором. Я рисовал, читал, много думал, искал…»
Наступил 1941 год. В жизнь нашей Родины, а значит, и в жизнь отца вошла война! Рухнули мечты и планы!
С самого начала войны мой отец мучился тем, что не мог участвовать в боях на фронте, с одним глазом это было очень сложно, но он не мог не участвовать в этой грандиозной борьбе, поэтому сидя дома, не видя ни одного фашиста, сердцем чувствовал все, — вдруг начал делать целые серии: «Я обвиняю», «Не пройдет», «Великое одичание» и другие, — антифашистские плакаты. Отец выполнил более трехсот рисунков, они были сделаны на каких-то старых чертежах, с бумагой-то было трудно, —просто карандашом, масляной краской -так называемой «растиркой» черная масляная сажа бралась, потом пальцем
растирался рисунок. Эти рисунки были потрясающей силы. Они и сейчас хранятся в музее Советской Армии. К сожалению, у меня сохранилось только несколько этих работ и фотографий.
Отец рассказывал мне о том, с чего все началось. Он прочел в «Известиях» гневный памфлет Ильи Эрэнбурга о фашистах «Великое одичание». Само солнце отцу стало казаться «горящей кровью». Георгий Николаевич решил проиллюстрировать статью серией злых, самых жестоких, самых страшных рисунков. Одна старушка, увидя их, сказала: «Рисуй их людьми, а иногда даже красивыми. Вот это будет по-настоящему страшно. Я вижу человека со звериным нутром. Вот где страх-то!» Это открытие отца ошеломило. С того дня он и начал создавать произведения огромной силы. Бывало: сделан рисунок, а подпись рождалась через неделю, или наоборот: была в голове тема, а рисунок не «проклевывался».Помню, отец не раз говорил слова, сказанные ему его матерью, моей бабушкой: «Помни, Георгий, похвала — это признание, а признание налагает на тебя ответственность, — и ты должен теперь воспитать в себе беспощадность и бескомпромиссную требовательность к себе. И чем больше тебя будут замечать, тем строже будь к себе -успех в строгости и требовательности к себе».
После войны Георгий Николаевич продолжал работать в издательствах; собрал материал, сделал рисунки для учебника «Пластическая анатомия», для художников. Много отец статей написал в разные журналы, о том, как и что рисовать. Наш Георгий Николаевич много писал не только о художестве, но и о воспитании и перевоспитании молодого поколения. Непосредственно обращался не только к воспитанным и благополучным детям, но и к подросткам с трудной судьбой, попавшим в колонии для несовершеннолетних. Он им не читал нотации, а как старший товарищ, друг рассказывал о жизни, — что бывает после неблаговидных поступков, как их избежать, а если уже случилось «гадкое», как исправиться. Все было написано интересно, с юмором -легко и читается, и понимается!
У меня сохранились отдельные записи, высказывания отца.
Г. Карлов – лицо войны
Настало время оглянуться на прошедший век и осмыслить его, и вспомнить людей-творцов — наших учите лей, мудрых, смелых и умелых. Двадцатый век называют «кровавым»: войны и различные перевороты наполнили его горем и страданием, но в эти десятилетия были сделаны и великие открытия. А мой отец — Георгий Николаевич жил для детей: смеялся и шутил, очень любил зверей, и звери любили его. Я, Карлов Кирилл, хорошо помню детство свое с моим отцом. Мы почти никогда не расставались надолго. Вот уже несколько лет я перебираю его записи и рисунки и набираюсь от них радостного ожидания чуда. У меня готова целая серия рассказов-воспоминаний о моем детстве и моих друзьях животных.
А сейчас исполняется 95 лет со дня рождения моего отца, и надо вспомнить этого человека, ровесника века минувшего, с благодарностью и уважением!
Надеюсь еще встретимся с вами, дорогие мои читатели, на страницах любимого журнала «Детская литература». Я очень надеюсь на то, что мне выпадет возможность более подробно рассказать и о своих путешествиях по белу свету, и о творчестве художника. Мой отец мечтал о путешествиях по разным странам, но не получилось -не то время было, и поэтому в своих поездках я старался смотреть на мир его глазами добрыми и мудрыми. Вперед идти можно только тогда, когда знаешь откуда ты вышел. Это и есть путь художника.
Огромную помощь в создании этой статьи о Заслуженном деятеле искусств, художнике-анималисте Георгии Николаевиче Карлове, мне оказала моя жена Нина Петровна Карлова.